Памяти ЭКСПЕРТА Гусева В.Г.

ГУСЕВ ВЛАДИМИР ГАВРИЛОВИЧ

( рождения - январь 1925 г. г.Вязьма Смоленской обл.,москвич с 1930 г.)

ЗАПОРОГОМ 8 0 - ЛЕТИЯ

«Все живое особенной метой отмечается с ранних пор» - писал Сер¬гей Есенин в одном из своих стихотворений. Моей «метой» с той поры, как я себя помню, был обостренный интерес к всевозможной живности. Пя¬тилетним ребенком я «приручал» «бархатную» бабочку. Лишь через много лет я узнал, что это была траурница, но все детали нашей кратковремен¬ной «дружбы» сохраняются в моей памяти более семидесяти лет. В пионер¬лагере неоднократно пропускал линейку, а то и обед, часами просиживая возле колонии полевок или дупла, в котором жила сова. Аквариумы, пев¬чие птицы, голуби и мелкая четвероногая живность заполоняли мой быт и комнату в коммуналке, в которой ютилась наша многочисленная семья.

В 1930 году, когда наша семья переехала из Вязьмы в столицу, Моск¬ва умещалась в пределах Садового кольца. Запомнились булыжные мостовые, по которым грохотали подводы упряжных лошадей и с дребезжанием проно¬сились трамваи. Только центральные улицы и площади были вымощены брус¬чаткой, которую кое-где начали заменять асфальтом. Это новое покрытие вручную варили в котлах, к которым жались бесчисленные беспризорники и нищие, искавшие в столице спасения от голода, охватившего многие области России. Хлеб, да и всякое продовольствие продавались по карточкам.

И к их счастливым обладателям возле булочной тянулось множество рук. Как сейчас помню, что выпрошенный довесок черного хлеба нищий отправил прямо в рот, а не в суму, как ранее поступали деревенские нищие...

Автомобиль был редкостью, и на него сбегались смотреть мальчишки. А возле нашего дома на улице Солянке, где размещалось множество учреж¬дений, всегда стояли комфортабельные пролетки с откидным верхом и на резиновых шинах. Таков был персональный транспорт тогдашней номенкла¬туры - партийных руководителей и «спецов» - технической интеллиген¬ции, с которой власти в то время еще заигрывали. Из аксессуаров, подчер¬кивавших принадлежность к гос.службе, на первом месте был портфель. И многие, за отсутствием деловых бумаг, набивали свои портфели старыми газетами, для придания своему облику должной солидности.

В те далекие годы мальчишки с весны до поздней осени бегали боси¬ком. Обувь стоила дорого, а бегать босиком было не опасно т.к. битого стекла на улицах и дворах не валялось. Каждая стеклянная посудина це¬нилась, периодически во дворах появлялись скупщики, которые расплачи¬вались с детворой за сдаваемые пузырьки и бутылки свистульками, нехит¬рыми игрушками и детскими книжками. Два - три раза в неделю во дворах появлялись старьевщики, со своим кличем «Старье берем!», скупавшие изношенную одежду и обувь. Праздником детворы были заходы во дворы шарманщика с попугаем или обезьянкой.

А по выходным дням вдоль Китайской стены, спускавшейся от Ильинс¬ких ворот к площади Ногина (ныне - Старая площадь) шла бойкая торговля кни¬гами с рук или на развалах.

Религия была вне закона, храмовые здания разрушали, только на нашей улице Солянке из пяти церквей уцелела лишь одна - превращенная в складское помещение.

Читать я научился еще до поступления в школу. Моими любимыми кни¬гами с раннего возраста стали очерки о природе М.Н.Богданова, «Семейная хроника» и «Записки» С.Т. Аксакова, рассказы о животных Сетона-Томпсо¬на, трехтомная «Жизнь животных» Альфреда Брема, «Аквариум любителя» Н.Ф. Золотницкого, книги о певчих птицах И.К. Шамова и И.И. Святского, и поныне составляющие золотой фонд нашей природоведческой литературы. Впоследствии круг чтения значительно увеличился, но книги этих авторов остались моими друзьями на всю жизнь и бережно сохраняются в домашней библиотеке, рост которой предельно стеснил жизненное пространство на¬шей семьи.

Семи лет я поступил в школу. С третьего класса занимался в кружке юных натуралистов и стал частым посетителем знаменитого Птичьего рын¬ка. Экономя 15 копеек за трамвай, частенько добирался туда пешим хо¬дом.

Война привела к потере полутора лет учебы. Поработав это время грузчиком, я с большей охотой взялся за учебу и, как только московские школы возобновили занятия, наверстал упущенное, сдав экстерном экзамены за 8 и 9 классы перед поступлением в 10 класс.

Школьником я «пропадал» в Центральном доме пионеров, днем - на за¬нятиях в кружке юннатов или помогая в уходе за питомцами зооуголка, а вечерами - в читальне или лектории «Дома». С благодарностью вспоминаю замечательного руководителя кружка юннатов - Николая Диомидовича Беляко¬ва, натуралиста «от бога», любителя всевозможной живности и знатока породистой домашней птицы, впервые познакомившим меня с «чудом» выведе¬ния цыплят в инкубаторе, обогреваемом керосиновой лампой. Видимо, уло¬вив мою увлеченность, созвучную интересам самого Николая Диомидовича, он выделял настырного мальчишку, общаясь с ним почти на равных, невзи¬рая на разницу в возрасте.

Незабываемое впечатление оставила первая встреча с Петром Алек¬сандровичем Мантейфелем на его лекции в Доме пионеров. На долгие годы он стал моим кумиром - вначале как некий недосягаемый небожитель, позднее как преподаватель и руководитель в охотоведческой работе. То, что Петр Александрович руководил кафедрой биотехнии в Московском пуш¬но-меховом институте, и определило мой выбор профессии и учебного заве¬дения, куда я поступил осенью 1943 г.

Полуголодный студенческий быт тех трудных лет скрашивали: воск¬ресные выезды на охоты в ближнее Подмосковье, участие в истреблении волков в команде известного тверского волчатника С.А.Соколова, экспе¬диция по обследованию ондатрового хозяйства под Запорожьем и работа по изучению соболей в Бодайбинском районе Иркутской области, во время ко¬торой пришлось пройти таежными тропами по маршруту Прохора Громова - героя романа В.Я.Шишкова «Угрюм река».

С благодарностью вспоминаю замечательных преподавателей, у кото¬рых посчастливилось учиться и не столько по программам курса, сколь их влюбленности в свое дело, доброте и душевной щедрости. Ведь помимо П.А. Мантейфеля, бывшего душой звероводно-охотоведческого факультета, моему поколению студентов посчастливилось общаться с целой плеядой за¬мечательных ученых. Ироничный умница Борис Александрович Кузнецов - эрудированный биолог самого широкого профиля и создатель школы оте¬чественного пушного товароведения. Зоолог Аверинцев, чьи лекции ожив¬ляли рассказы о его африканских встречах. Маститый анатом С.Н. Боголюбский с его академическими внешностью и манерами. Соратник Боголюбского по кафедре Р. Клер - подкупающий простотой общения и непритязательностью облика, чтобы выжить в зимы 1941-1942 г.г. он работал кочегаром. А когда Р. Клер смог вернуться к преподавательской и научной работе, его нанима¬тель - комендант здания схватился за голову и просил остаться, суля перевести на должность старшего кочегара ... Интеллигентнейший профес¬сор генетик Рокицкий, не умевший противостоять элементарному хамству, позднее стал жертвой лысенковского путча в биологической науке. Эколог А.Г.Томилин - кандидат наук и рядовой солдат, служивший в ар¬мейской школе собаководства, приходил читать нам лекции путаясь в по¬лах шинели, слишком длинной для этого очень малорослого человека, большого ученого, посвятившего годы жизни изучению китов и дельфинов.

Прошли годы прежде, чем пришло сознание и благодарность судьбе за счастье учиться у них и общаться с такими людьми.

Собаководство увлекало меня с раннего возраста. Шестилетним ребенком я приносил домой щенков, от которых моим родителям приходилось незамедлительно избавляться. А в 13 лет, когда я уже мог взять на себя забо¬ты о четвероногом питомце, мне наконец-то было разрешено завести со¬баку. Этой первой моей собакой стал почти породистый фокстерьер. С тех пор у меня всегда жили собаки. А собаководство стало одной из смежных профессий, неразрывно связанной с работой биолога - охотоведа. Эту связь отлично понимал Сергей Васильевич Бутыгин - организатор и первый руководитель Главного Управления охотничьего хозяйства, отечески забо¬тившийся о студентах охотоведах. Благодаря ему мы - студенты-охотоведы получили возможность выезжать на стажировку по экспертизе собак в Ярославль, Горький, Ленинград и другие кинологические центры, учиться у замечательных специалистов, людей серебряного века: А.А. Чумакова, П.Ф.Пупышева, Е.Э.Клейна, М.Д. Менделеевой-Кузминой, чьи уроки экспер¬тизы и человеческого общения оставили во мне благодарную память.

С 1944 г. стажировался на московских выставках собаководства, в 1948 году обучался на вечерних курсах кинологов, занятия на которых проводили А.П.Мазовер, Б.А.Калачев, Н.П.Пахомов и те же А.А. Чумаков, Е.Э. Клейн и другие люди, составлявшие цвет российской кинологии.

Дома я держал лаек, легавых (ирландца, курцхаара, пойнтера, английских сеттеров, полюбившихся мне более других легавых). Работая кинологом ВОО, ведал питомниками собак этого общества, основное поголовье которых составля¬ли гончие.

Первичное звание эксперта по породам и испытаниям легавых полу¬чил в 1949 г. В 1982 г. мне было присвоено звание эксперта Всесоюзной категории по породам и испытаниям охотничьих собак. Ныне - эксперт РКФ (Российской кинологической федерации) по всем породам собак, один из первых десяти российских экспертов такого ранга, признанных на между¬народном уровне.

Кстати, я был первым отечественным экспертом, персо¬нально приглашенным оценивать собак на международной выставке (Чехия, гор.Брно, 1968 г.). Ранее за рубеж выезжали только ведомственные представители.

Экспертизе собак на выставках и на полевых испытаниях были посвя¬щены мною почти все субботние и воскресные дни весенне-летнего межсе¬зонья с начала пятидесятых до середины семидесятых годов. Это зна¬чительно расширяло круг общения молодого специалиста, позволило дос¬конально познакомиться со спецификой и состоянием всех пород охотничьих собак, разводимых в стране и помогало «латать дыры» более чем скром¬ного бюджета.

С конца шестидесятых годов увлекся вельштерьерами - породой, за¬везенной мною из-за рубежа и разводимой под моим руководством. Порода пришлась «ко двору» в нашей стране. Разведение, начатое с нуля, стало делом широкого круга охотников и собаководов-любителей от Прибалтики до Камчатки. Ныне наши вельштерьеры успешно соперничают на выставочных рингах и на состязаниях по рабочим качествам с собаками стран Европы.

А в моем доме выращен целый ряд выдающихся представителей породы. С 1970 г., занимаясь вельштерьерами, совместно с женой – кинологом Е.С. Гусевой, вывел в Чемпионы более 10 собак в том числе: кобелей - ГРЕЙФ Гемма, ФОМКУ, Дагнет ПЕРСИ, Вегус БАЛЬЗАМА, сук - Дагнет ГЕРУ, Таунус МИРУ, ЧУЧУ Каир, Дагнет ИРУ, Вегус ЧЕЙС, Вегус ЧЕРНИКУ, ЛЮТИКА Литтл Принс, Дагнет ОКТАВИЮ.

Собаководство подарило мне множество друзей-единомышленников. А селекционная работа с породами привнесла творческое удовлетворение, приобщила к созданию поколений прекрасных и совершенных четвероногих друзей. Чтобы получить в породе выдающуюся собаку-улучшателя, а тем более - Чемпиона породы, селекционер тратит годы, не жалеет сил и средств. И мне в этом деле сопутствовал успех.

«Человек никогда один ничего не может» - были последние слова од¬ного из героев книги Хеммингуэя - индивидуалиста, потерпевшего поражение в битве за лучшую жизнь. Мне же посчастливилось делить свои склон¬ности и увлечения, общаясь со множеством хороших людей, щедро даривши¬ми мне свои дружбу, знания и опыт.

Становлению будущего охотоведа немало способствовало общение со старшекурсниками, вернувшимися в институт для завершения образования, прерванного войной. Именно тогда завязалась многолетняя дружба с Мишей Павловым и, увы, ушедшими из жизни Сашей Воробьевым и Севой Чиковым.

За год до окончания института я поступил в качестве лаборанта во Всесоюзную научно-исследовательскую лабораторию охотничьего хозяйста (ВНИО), позднее преобразованную во Всесоюзный научно-исследовательский институт охоты и звероводства (ВНИИОЗ), в шестидесятые годы переведен¬ного в Киров (ныне г. Вятка).

Работа в лаборатории акклиматизации под руководством Н.П.Лаврова, в окружении корифеев отечественного охотоведения П.А. Мантейфеля, Н.П.Наумова, Б.А. Кузнецова, бывших моими учителями еще в институте, и сотрудничество с молодыми в те далекие годы охотоведами М.П. Павловым, Я.С.Русановым, Ю.А.Герасимовым, для которых научная деятельность и охота составляли смысл жизни, была интересна и полезна.

Основным моим занятием было изучение питания пернатых хищников, ставшее особенно актуальным в свете широкой кампании по их истреблению. Позднее мои материалы были использованы для реабилитации этих якобы «вредных» хищников и прекращения бездумного их истребления. В одном из выездов по сбору материалов о выхухоли мне посчастливилось обнаружить наличие у этих зверьков неизвестного ранее осеннего цикла размножения.

Однако нищенская зарплата лаборанта ВНИО заставила меня перейти в Главсахалинсевероторг. Два года работы в системе Министерства тор¬говли, к которому относился этот Главк, были не самыми интересными в жизни молодого охотоведа. Но эта работа помогла ознакомиться с нуждами промысловиков далекой глубинки и послужила хорошей школой ведения де¬лопроизводства и деловой переписки, культурой которых отнюдь не блис¬тали тогдашние НИИ и охотничьи организации. И здесь мне повезло встре¬тить умного и доброжелательного учителя в лице начальника Главка - А.Н. Сушко. Поручая готовить документацию, не подлежащую обнародованию в те суровые времена, мой шеф запирал еще неумелого клерка в своем кабинете, а затем правил подготовленный документ, поясняя суть допущенных мною ошибок. Это помогло мне стать асом бюрократической переписки. И когда моего учителя «съели», а на его место пришел тупой грубиян, мне нередко приходилось стряпать вполне сносные директивы, на основе его невнятных выступлений – требований «повысить», «усилить» и «активизи¬ровать» ...

Монотонность канцелярской работы в Главке перемежалась воскресны¬ми и праздничными выездами на натаску и охоту с легавыми собаками, в компании с охотоведами ВНИО, собаководами и кинологами, связь с кото¬рыми не прерывалась все последующие годы. С особым нетерпеньем все мы ждали майских и октябрьских праздничных дней, планируя охотничьи выез¬ды, вопреки добровольно-принудительному участию в пресловутых празд¬ничных демонстрациях.

Впрочем, «классовое чутье» совковых бюрократов работало безоши¬бочно и при очередном сокращении штатов выбор между мною и полуграмот¬ным, но верноподданным сидельцем, делавшим полдюжины ошибок даже в ко¬роткой телеграмме, был сделан не в мою пользу ...

Освобождение от работы совпало с открытием летне-осенней охоты по перу с легавой собакой, подарившей мне множество прекрасных впечатле¬ний и трофеев, но закончившихся нелепой гибелью моего сеттера от укуса гадюки. Такой исход очень редок, но, видимо, большая порция яда, попавшего в крупный кровеносный сосуд собаки, измотанной месяцем интенсивной охоты, оказалась губительной.

Новая работа в качестве охотоведа-кинолога в передовом по тем временам Военно-охотничьем обществе, была интересна и полезна для

молодого специалиста. Общество располагало сетью охотничьих хозяйств от Прибалтики до Дальнего Востока, охотоведами и егерями, у которых было чему поучиться. Хозяйства находились в отличных высокоценных угодьях, они были охот.устроены не формально, а как следует и нацелены на обслуживание широкого круга военных охотников.

Участие в инспекционных и инструктивных выездах в окружные орга¬низации и охотничьи хозяйства ВОО давало возможность пройти охотничьими тропами по всем природным зонам страны. В отдельные годы удавалось бывать и охотиться: на Дальнем Востоке, на Урале, в Средней Азии и в Закарпатье не говоря о центральной России.

Охотничий отдел Центрального Совета ВОО возглавляли А.В. Лепихин и А.В. Катынский, неоднократно сменявшие один другого на посту началь¬ника отдела, что не мешало их дружбе и сотрудничеству.

По духу мне был ближе Альфред Викентьевич Катынский - замечатель¬ный охотник, инициатор и охот.устроитель лучших хозяйств

ВОО, организатор охот высокопоставленных охотников - начиная с Тухачевс¬кого и Ворошилова и вплоть до послевоенных лет, когда хозяйства посе¬щали прославленные маршалы Жуков, Рокоссовский, Воронов и другие воен¬ноначальники высочайшего ранга и тогдашние руководители государства - Булганин и Хрущев. Выполняя при этом по существу егерскую работу, Аль¬фред Викентьевич отнюдь не раболепствовал перед высокими гостями, чем порой грешила остальная их обслуга. У него было чему поучиться и в практике охоты, и уменью сохранить лицо в общении с привередливыми и порой хамоватыми клиентами.

В 1937 году А.В. Катынский несколько месяцев провел в заключении

в ожидании «10 лет без права переписки». Но жена Альфреда Викентьевича сумела дойти до Ворошилова, который выручил бедолагу. С теми и последу¬ющими временами связана история одной живописной картины, на которой были запечатлены Ворошилов и Тухачевский с егерями и стаей гончих Долголуговского охотничьего хозяйства. В период репрессий от уничтожения картину спас шофер Ворошилова, позже он нанял шустрого «мазилу», который заменил лицо «врага народа» на портрет Катынского, а еще позднее продал «историческое» полотно тому же Военно-охотничьему обществу ...

В охотничьих хозяйствах общества сохранялись и воспитывались заме¬чательные егеря, у которых было чему поучиться. В мое время в «Завидово» доживал Кирсан Николаевич Зуев - патриарх егерской династии волчат¬ников, медвежатников и натасчиков легавых собак. До 1917 года Кирсан Николаевич с братом и сыновьями летом натаскивали легавых собак, осенью проводили охоты по перу и облавы на волков, зимой работали ок¬ладчиками на зверовых охотах и обеспечивали охоты на берлогах. Труд егерей высочайшего класса достойно оплачивали состоятельные наниматели, и династия Зуевых жила безбедно. Об этом свидетельствует курьезный случай, когда незадачливые организаторы празднования «8-го Марта» в охотхозяйстве попросили мать семейства Зуевых поделиться воспомина¬ниями о «бедственной» жизни в дооктябьрские времена. Ностальгические воспоминания старушки оказались таковы, что организаторам пришлось увести с трибуны …

Школа старых егерей получила в ВВОО продолжение путем ученичес¬тва молодежи, прикрепляемой к асам егерской службы. В «Завидово» луч¬шими учениками Кирсана Николаевича стали его сын Василий Кирсанович, Алексеей Карцев и Василий Щербаков. В Ленинградском Совете ВОО егерс¬кую школу возглавил известный еще в начале века натасчик легавых А.И. Богмолов и его ученик Михайлов в Московском «Динамо» Г.А.Алексеев.

Сотрудничество с лучшими егерями позволило мне - заядлому «легашат¬нику» перенять их замечательный метод натаски собак. Страсть к охоте, стремление найти дичь провоцируют безудержный поиск собаки, которая забывает о послушании и, не реагируя на команды, уносится вдаль от веду¬щего, разгоняя на своем пути все живое. И западноевропейские егеря до¬биваются послушания, подавляя эту страсть жесткой дрессурой и ломкой характера собак. Отечественные егеря добиваются безупречного послуша¬ния и контакта с собакой используя и направляя эту страсть. Наводя ле¬гавую на точно замеченные места нахождения дичи, они добиваются того, что собака буквально ловит каждую команду и жест ведущего, доверяя ему больше, чем своему чутью настолько, что по сигналу егеря замирает на стойке даже не причуяв птицу. На испытаниях этот трюк порой позволяет хитроумному мастеру получить завышенную оценку чутья своего воспитан¬ника. Но главное достоинство егерского метода - отказ от жесткого воз¬действия на собаку, связанного с потерями ее доверия, стиля работы и большими затратами труда натасчика.

Методика егерской натаски была впервые описана в моих книгах о легавых собаках. Но арсенал профессиональной культуры наших лучших еге¬рей не исчерпывается их умением натасчиков. Прекрасные охотники егеря не считали особой доблестью самим добыть зверя или птицу. Организовать охоту клиента, выставить на него нужного зверя или птицу, тактично ис¬ключить нарушение норм и правил отстрела подопечным охотником - вот не¬полный перечень умений хорошего егеря.

Показательный урок такого уменья преподал мне один из лучших еге¬рей Завидовского хозяйства Василий Петрович Щербаков на совместной охоте по тетеревам. Мы нашли не один выводок, но стрельба была неу¬дачной, и мне удалось добыть лишь одного тетерева. После подъема очередного выводка и безрезультатного дуплета по птицам я предлагал искать рассредоточившихся тетеревят, но мой спутник увлекал меня на поиск свежего выводка, с которым повторялась та же история. Только вечером за «рюмкой чая» выяснилось, что мой хитроумный спутник ждет высокого

гостя и подготовил со мной и моей собакой завтрашнюю охоту с минимальным ущербом для дичи ... На мои претензии он, посмеиваясь, ответил - ведь без трофея я не остался и получил массу удовольствия от встреч с дичью. При обслуживании охотников Василий Петрович старика всегда ведет поближе, плохого стрелка ставит в более легкие условия и наоборот жадноватого умельца ведет туда, где он много не настреляет. А егеря, которые ведут охотника «в курятник» и затем наживают беду в ссорах с клиентом из-за нормы отстрела, водятся только в плохих охотничьих рассказах.

Пришлось поднять очередную рюмку за егерские такт и уменья. А мо¬ему собеседнику было не занимать того и другого. Как и его прославлен¬ные учителя Василий Петрович умел работать не только в своих знакомых угодьях, но и в новых местах, где его выручали обостренное чутье на места и знание повадок дичи. Не хуже, чем в родном «Завидово», он обес¬печивал успешное проведение охот в командировках под Астрахань или в Кировскую область (для уничтожения волков-людоедов). Уже тогда его, как ведущего егеря, в шутку называли Генералом. А шутка оказалась про¬роческой. После того, как завидовских егерей оформили как прапорщиков, Василий Щербаков неоднократно получал повышение воинского звания и дослужился-таки до генерал-майора по представлению тогдашнего генсека Леонида Ильича Брежнева...

Говорят, что армейский генералитет болезненно воспринял приход в свои ряды вчерашнего егеря. Но те, кому приходилось самим обслуживать высоких гостей на охоте, хорошо знают сколь нелегок егерский труд. Ведь обычные физические нагрузки при самодеятельной охоте - ничто в сравнении с психологическими перегрузками егеря, ответственного не только за успех охоты, но и за безопасность и хорошее настроение кли¬ента, который «всегда прав», хотя зачастую он - капризен, хамоват и просто - плохой охотник.

И многие из егерей старой школы, с которыми мне приходилось рабо¬тать и дружить, были намного интеллигентнее основного контингента обслуживаемых ими охотников.

Кстати, об интеллигентности. Общение со многими людьми «серебряного века» привело меня к убежденности, что во всех сословиях дореволюци¬онной России была своя прослойка интеллигенции.

Лучшую часть народов России составляла интеллигенция: крестьянская, рабочая, техническая, творческая, дворянская, купеческая, армейская. Ее представители были носителями культуры своего сословия. Подлинная интеллигентность ничего общего не имеет с материальным положением и получением престижного об¬разования. Неграмотный Дерсу Узала - наследник знаний и умений своего народа и его морально-этических традиций - интеллигентен, а Базаров оста¬ется хамом несмотря на полученное образование.

Интеллигентность высоко ценилась народами России. Ее представи¬тели составляли лучшую часть каждого сословия, облагораживая его, по¬рождая стремление общаться и по-возможности породниться с этими арис¬тократами духа.

И таких людей было немало в среде охотников, егерей и кинологов старшего поколения, уцелевших от тотального истребления после Октябрь¬ского переворота 1917 года. Евгений Эмилиевич Клейн, живший в чулане под лестницей фамильного особняка, Борис Николаевич Арманд, Всеволод Саввич Мамонтов, Николай Павлович Пахомов, Борис Николаевич Павлинов, Петр Федорович Пупышев и многие другие энтузиасты собаководства, ограб¬ленные режимом и преследуемые репрессиями, сохраняли неизбывную доброту и самоотверженно отдавали свои знания и силы отечественной кинологии.

Интеллигенция, как и нервные клетки, погибая не восстанавливается. И множество бедствий в современном мире происходит в результате физи¬ческого уничтожения в послеоктябьский период интеллигентной прослой¬ки народов и сословий России. Ведь Российская империя объединяла мно¬жество народов, находившихся на самых разных стадиях исторического развития. Одни из них были во главе тогдашней цивилизации, тогда как другие еще жили по традициям феодального общества, а многие националь¬ные меньшинства находились в стадии племенного и родового строя почти первобытных охотников, скотоводов и собирателей. Интеллигентная прос¬лойка в столь пестром конгломерате сословий, народов и племен обеспе¬чивала возможность сосуществования их в Российском Государстве и пос¬тепенное приобщение их к цивилизованному миру. Но если в Центральной России сталинский режим сохранил хотя бы часть технической, научной и творческой интеллигенции, то национальная интеллигенция племен и наро¬дов в республиках СССР была уничтожена почти нацело. А без этой совес¬ти народов, после распада Советского Союза во многих странах СНГ пыш¬ным цветом расцветает пещерный национализм и варварская борьба за власть вчерашних князьков, современных нуворишей и мафиози.

Российскую интеллигенцию всегда отличала высокая принципиальность в сочетании с неизбывной добротой и бережным отношением к ближним. Примером может служить экспертиза гончих Н.А.Зворыкина на пятидесятой выставке охотничьих собак в Москве, когда он отдал первенство неболь¬шой, но высококлассной стайке гончих разночинца Н.П.Пахомова в сравне¬нии со стаями великокняжеской охоты и миллионера Телегина ... А чего стоит случай из истории наших великих художников Васнецова, Левитана и

Врубеля - тогда еще молодых бедных, но талантливых ребят, которых привечал и пестовал в своем имении «Абрамцево» Савва Иванович Мамонтов. Денежное довольствие, выданное меценатом, они очень быстро истратили, но не по назначению и вновь обратились к своему покровителю с просьбой о деньгах на покупку холстов и красок. Мудрый меценат, разумеется, всё понял, но не стал укорять, а приказал закладывать экипаж, чтобы закупить все необходи¬мое вместе с подопечными ... Этот урок доброты и деликатности художни¬ки помнили и в зените своей славы, а мне о нем рассказал эксперт-кино¬лог и художник старшего поколения Александр Александрович Чумаков.

У истоков отечественной кинологии стояли интеллигентные люди, вла¬девшие иностранными языками, знаниями в области собаководства и распо¬лагавшие достаточными средствами, чтобы лично приобретать лучший пле¬менной материал непосредственно у зарубежных заводчиков. Ими были за¬везены в Россию лучшие производители пород легавых и норных собак. Их деятельность обеспечила признание отечественных родословных и сотруд¬ничество наших кинологических организаций с ведущими клубами стран Ев¬ропы и Америки.

Оставшиеся в России после октябрьского переворота именитые собако¬воды князь А.А.Ширинский-Шихматов, княгиня Н.А.Сумарокова, Н.Н. Чели¬щев, И.С.Бровцин, П.Ф.Пупышев, Е.Э.Клейн, Б.Н.Арманд, В.С.Мамонтов, Н.П.Пахомов, В.Ф. Хлебников и ряд других продолжили развитие отечест¬венной кинологии, заложенной еще в дореволюционные годы.

Казалось бы, Октябрьский переворот и последующий репрессивный ре¬жим отняли у этих людей все. Но имущественные и правовые потери, ссыл¬ки и другие беды не смогли убить в них интерес к их прежнему хобби и любовь к четвероногим питомцам. Школа отечественного собаководства сохранила преемственность. Учениками прежних корифеев стали ведущие кинологи последующих поколений А.П. Мазовер, Б.А. Калачев, В.П. Рождественский, А.В. Платонов, В.М. Новодворский, А.В. Столяров, Б.В. Дмитриев, Я.К. Орлов, Б.В. Павлинов, А.К. Кулагин и ряд других выдаю¬щихся экспертов уже советского времени. А с ними сотрудничал цвет охотничьей общественности, среди которых было много талантливых селекционеров и экспертов, оставивших след в разводимых ими породах. Среди них нельзя не упомянуть поклонников русских гончих Г.Т. Барышникова, А.М. Ламанова, В.А. Портнова, С.Е. Лобанова, А.К. Лидума, Н.М. Назаро¬ва, В.Н. Любского, М.В. Моисеева. Столь же преданными любителями анг¬ло-русских гончих были А.О. Бочаров, А.П. Якунин, И.И. Пятаков. Из числа лаечников благодарный след в моей памяти оставили прежде всего Вера Эдвиновна Кун, Нина Александровна Ушакова, Б.В. Шныгин, С.Г. Доб¬ров, братья А.П. и П.П. Борисовы. Из числа старой гвардии поклонников легавых довелось сотрудничать и дружить с Л.П. Никифоровым, Ю.А. Чернышевым, Н.М. Тычковым, С.С. Телегиным, Г.Н. Ивановым и многими другими собаководами.

Упомянутые люди были носителями лучших традиций нашего собако¬водства. И я благодарен судьбе за радость сотрудничества и знаний, полученных от общения с рыцарями духа нашего собаководства.

К сожалению, с уходом из жизни этого поколения людей за последнее десятилетия в собаководстве значительно ухудшился нравственный климат. Среди современных «корифеев» кинологии немало коньюнктурщиков, которых уже не тормозят поредевшие ряды людей с «чистыми руками». Из числа последних «могикан» этого поколения меня радует дружба с замечательным любителем всякой живности пойнтеристом А.С. Блистановым, старейшим лю¬бителем английских сеттеров А.В. Пищалевым, гончатником Р.И. Шияном, со¬вестью и опорой современных лаечников Н.Б. Мишановой.

Оптимизм внушает молодая поросль собаководов, тянущихся к знаниям, получаемым из литературы, учебы на курсах кинологов, энтузиазм рядовых собаководов при участии в престижных выставках и состязаниях собак всероссийского и международного уровней, поражающая наших зарубежных коллег тенденция к приобретению и завозу в Россию лучшего племматериала из зарубежья. Причем, завозят собак не только состоятельные «новые русские», но и простые люди, невзирая на трудности нашего времени.

Мною написаны более двух десятков книг о животных, охотничьем деле, собаководстве и несколько сот статей и очерков по той же тематике. Из книг об охоте наиболее удачны: «Настольная книга охотника» (1983, 1995 и 1999 г.г.), «Книга охотника (Популярное охотоведение)» 1999 г., Книга о практике биотехнических работ, выпущенная в 1973 г. «Воениздатом» под неудачным названием - «Охотнику о дичи». Серия книг о собаководстве (более 10 наименований), в том числе: «Собака в доме» (1993 г.), «Легавые собаки и охотничьи терьеры» (1993 г.), «Кинология» - пособие для эксперта и заводчика племенных собак (1998 г.). Опыт содержания комнатных птиц, зверьков, питомцев аквариума и террариума послужил основой для написания серии книг. Из них наиболее удачны : «Животные у нас дома» (1992 г.), «Аквариум в доме». (1999 г.), «Певчие птицы в доме» (2002 г.). В годы «оттепели» в Газете «Неделя» я вел рубрику «Окно в приро¬ду», печатая очерки и заметки о животных. Много позднее это начинание было продолжено В. Песковым на страницах «Комсомолки». Из материалов о жизни животных наиболее удачны, напечатанные в «Неделе» и других периодических изданиях очерки: Дворняжка, Живая зем¬ля, Живущие рядом с нами (неизвестное о воробье), Семейная жизнь жи¬вотны

С ув.