Юрий Шамшурин. Схватка

…Спустившись в низину, Байбал около вздыбленных корней упавшей лиственницы увидел матерого медведя. Он усиленно разрывал землю, видимо, пытался добраться до сохранившихся запасов бурундука, который с жалобным писком носился вокруг. На ближнем дереве обеспокоенно заверещала кукушка. Из-под когтей зверя летели клочья мха и оборванные корешки растений. Линяющая шерсть на медведе была растрепанная, неопрятная, свалявшаяся в комки. В ней застряли кусочки коры, хвоя и прошлогодние ломкие листья.

Отощавший за спячку зверь недавно выбрался из берлоги и теперь рыскал кругом в поисках пищи. Он так увлекся своим занятием, что ничего не чуял, ничего не видел. Свирепо рявкнув, медведь с треском выворотил полусгнивший пень и сунул под него нос.

Байбалу никогда не приходилось встречаться с «хозяином тайги». Но по рассказам старых охотников выходило, что добыть его не так уж трудно. Главное – не тушеваться. Басылай еще по первой пороше из мелкокалиберной винтовки застрелил трех вот таких же зверей и упоминал об этом с легкой усмешкой. А чем Байбал хуже Басылая?

Не делая резких движений, он снял с плеча мелкокалиберку, проверил, заряжена ли она, и, прячась за деревьями, начал бесшумно подбираться к зверю.

«Посмотрим, что скажет Иван, когда увидит мою добычу! Это ведь не улар», - самодовольно подумал Байбал и оглянулся, опасаясь, что появление товарища может испортить охоту.

Медведь, смешно подергивая задом, обошел вокруг корней, издавая короткие хрюкающие звуки, и снова принялся царапать мерзлую землю, жадно обнюхивать ее, поводя влажным носом. Он стоял удобно, левой стороной тела к стрелку. Байбал напряг мускулы, тщательно прицелился и нажал на спусковой крючок. Выстрел прозвучал тихо, словно треснула под ногой ветка. Медведь подскочил, взревел так, что дрогнул воздух, и только сейчас заметил человека. Маленькие глубоко посаженные глазки зверя налились кровью. Заметно припадая на левую лапу, он неуклюжим галопом бросился к охотнику. Пасть у него была оскалена, в горле хрипело и клокотало.

Байбал стремительно дернул затвор, но что-то случилось с выбрасывателем. Пустая гильза застряла в патроннике. Разъяренный зверь, прихрамывая, быстро приближался. Из пасти свисала и ошметками обрывалась окровавленная пена. Холодея, Байбал услышал, как проскрежетали о камень когти. Он почувствовал внезапную слабость в руках, в висках застучало. Но он стряхнул с себя оцепенение и бросился назад. Байбал бежал, не разбирая дороги, не смея оглянуться. Сопение медведя раздавалось совсем близко.

- Иван! – ошалело заорал он. – Иван!.. Медведь!..

Иван затягивал на торбасах ремешки, когда до него донесся дикий неистовый крик. От неожиданности он вздрогнул, недоуменно вскинул голову и увидел несущегося к нему Байбала. Винтовки у него не было. За ним, переваливаясь с боку на бок, мелькал крупный взлохмаченный медведь. Не успел Иван выпрямиться, зверь прыжком настиг охотника и с рыканьем навалился на него. Взмахнув руками, Байбал неловко повернулся и упал. Лицо его обдало смрадное дыхание зверя. Мохнатая лапа с полосой голой морщинистой кожи на ступне заслонила небо.

- О-оой! – приглушенно донеслось до Ивана.

- Задерет!

Иван вскочил, нащупал на поясе большой охотничий нож. Иного оружия у него не было. Он закричал, привлекая к себе внимание зверя, и кинулся на выручку товарища. Увидев нового человека, медведь бросил свою жертву, поднялся на дыбы и с ревом направился к нему. Охотник успел лишь заметить, что Байбал лежал неподвижно, странно запрокинув голову. Бросилась в глаза мокрая прядь волос, из-под которой по щеке ползла струйка крови. Иван выхватил острый, как бритва, нож и, замедляя шаги, напружиненный для прыжка, крадучись приближался к медведю.

Зверь, до устрашающего огромный, могучий, был в нескольких метрах. Сделав шаг, он рявкнул, будто предупреждал охотника о том, что пощады не будет. Глаза медведя нацелились на человека. Из полураскрытой пасти торчали белые, с палец длиной, клыки.

Стиснув рукоятку ножа, Иван, выбирая момент для нападения, замер не месте. В следующий миг он, пригнувшись, бросился под раненую лапу зверя и что было силы ударил его в левый бок. Но как не был проворен охотник, медведь успел взмахнуть здоровой лапой. В ушах зазвенело. Ивану показалось, что он стремглав покатился куда-то в темную яму, натыкаясь на невидимые выступы. Смутно донесся предсмертный рев зверя и жалобный постепенно замирающий стон. Потом стало необыкновенно тихо…

Иван с усилием приподнялся. Голова была тяжелая, как десять кульков с дробью. Левая половина лица горела, точно к ней подносили пламя. Глаз заплыл. Засохшая кровь стягивала кожу. Он осторожно потрогал ушибленное место и всхлипнул. Ползком Иван добрался до подтаявшего сугроба и припал к нему щекой. Стало немного легче. Он полностью не мог еще осознать, что же произошло. В памяти проносились разрозненные картины: распростертое на брусничнике тело товарища, вздыбленный медведь с полоской крови на груди, напоминающей приколотый лоскут кумача.

Солнце перевалило за полдень и припекало изрядно. Из-под снега с неясным шорохом освобождались хилые кустики голубики и багульника. На них дрожали капельки воды. Оживший муравей тащил сухую былинку.

Иван сел и долго непонимающе смотрел вокруг. В двух шагах от него, опрокинувшись навзничь, лежал медведь. Слабый ветер шевелил на нем бурую клочковатую шерсть. В левом боку торчал черенок ножа, вырезанный из березового корня. Вбитые в него стреляные пистоны сверкали, как маленькие солнца.

Удар был нанесен точно.

Немного дальше Иван разглядел товарища. Он лежал в прежней позе. Иван с усилием поднялся и, пошатываясь, побрел к нему.

- Байбал! – окликнул он, наклоняясь над товарищем.

Байбал не ответил. На затылке у него волоса вместе с кожей были содраны. Рана уже покрылась коркой запекшейся крови. Около уха виднелись глубокие вмятины оставшиеся после медвежьих клыков. Иван перевернул Байбала грудью кверху. Лицо у него было бледное, обезображенное ссадинами. Но сердце работало.

Иван присел рядом с товарищем. В голове гудело и он опустил ее на согнутые колени. Постепенно он вспомнил все до мельчайших подробностей. За Байбалом гнался медведь. Лапа у него повреждена. Значит, Байбал стрелял в зверя и, видимо, не точно угодил. Но куда делось ружье? Почему он не послал в «хозяина тайги» вторую пулю? И нож у него был… Ничего не понятно!

Иван набил трубку махоркой и крепко затянулся несколько раз подряд. Успокоившись, он принялся размышлять, что теперь делать. Определенно, Басылай будет ругаться. Он скажет: вы хуже самых непослушных мальчишек, вас нельзя одних пускать в тайгу… До поварни осталось километров десять, не больше. Пойти за помощью и оставить товарища? Нет, не годится. Друга в беде не бросают.

«Понесу помаленьку», - решил наконец Иван. Он снял с себя грязноватую нижнюю рубашку, смочил ее в лужице и перевязал голову товарища. Байбал застонал, открыл невидящие глаза и чуть слышно попросил:

- Пить…

- Вот как получилось! – укоризненно заметил Иван, подавая кружку.

Байбал не ответил.

Иван бережно взвалил товарища не плечи и медленно побрел, пробуя ногами скользкую почву. Руки Байбала бессильно свисали. Из ран, пробив самодельную повязку, капала кровь. Он казался Ивану необычайно тяжелым, нескладным. Никак не приспособишься, чтобы нести его было удобно. Байбал валился то в одну сторону, то в другую и дышал, словно всхлипывал во сне.

Охотник шагал с большим трудом. Ноги подкашивались, в висках стучало и звенело, перед глазами, разбегаясь, плавали желтые круги. Все чаще появлялось огромное желание скинуть с плеч ношу и растянуться на сырой земле. Но он упрямо шагал и шагал, обходя многочисленные препятствия, и приговаривал:

- Надо дойти вон до той лиственницы. У нее кривая вершина… За ней виднеется поляна. Пройду ее. Снег рыхлый, идти худо… Хорошо, если бы мы поехали с Басылаем.

Вскоре Иван остановился, опустил на ягельник товарища и вконец обессиленный растянулся рядом. Не хотелось даже курить. Передохнув, он заставил себя подняться и потащил Байбала дальше. Каждый километр казался длинным до бесконечности.

- Ничего, Байбал, - бормотал он, подбадривая себя. – Только ты смотри, не помри… Скоро поварня будет. Там люди есть, Басылай ждет нас. В больницу тебя повезем. На оленях быстро доберемся… И меня медведь ударил шибко больно. Сейчас он голодный, злой. Зачем ты его трогал!

Время от времени Байбал глухо, протяжно стонал. Губы у него подергивались. За них пузырилась кровь. Полуприкрытые ресницами глаза его смотрели мертво, безжизненно. Мышцы расслабли.

Солнце склонилось к горизонту, и тени перепоясали лес. Стало прохладно. А Иван, беспрерывно спотыкаясь, брел, каким-то подсознательным чутьем угадывая нужное направление. Он давно уже потерял всякое представление о времени и расстоянии. Байбал не подавал признаков жизни, но Иван не замечал этого.

- Ты, друг, не помри, - словно в бреду, беспрерывно повторял он. – Я тебя не брошу. Нет! Все равно дотяну. Только ты не умирай. А то Басылай шибко сердиться будет.

У изгиба речки показалась приземистая, без крыши избушка. Из трубы мирно вился дымок. Донесся разноголосый собачий лай. Не веря своим глазам, Иван остановился и долго смотрел на человеческое жилье.

- Эй! Помогите! – негромко позвал он.

И вдруг, подбросив на плечах неподвижное тело товарища, сильно пошатываясь, Иван побежал к становищу. Он почему-то страшно торопился. С усилием переводя дыхание, он рысью пересек речку и, пригнувшись к самой земле, начал взбираться на косогор. Но остатки сил иссякли, и он ткнулся лицом в снег.

Когда встревоженные охотники подбежали к Ивану, он был без сознания. Щека у него была разорвана медвежьими когтями.

Не бросая товарища, Иван пытался ползти к избушке.

1955 г.

(С сокращениями из книги «Сердце снежного человека»).

Источник: bayanay.info